Предлагаем вниманию читателей отрывок из книги «Когда Боги не спорят с Неизбежностью». Ее автор Кайрат Закирьянов – президент Казахской академии спорта и туризма. Книга издана в 2014 году, и в ней помимо всего имеется глава о неизвестных страницах деятельности ныне уже покойного зятя президента Нурсултана Назарбаева – Рахата Алиева, заочно приговоренного казахстанским правосудием к 40 годам лишения свободы. Разрешение на публикацию от автора книги редакция «ДАТа» получила при условии: от его имени выразить соболезнования родным и близким покойного и «никакой правки»
…И снова испытание. Президент проводил рыночные реформы, в том числе в сфере образования и науки. Ряд вузов отраслевого характера было решено акционировать и отдать в конкурентную среду. Академию спорта и туризма – тоже. Сейчас я думаю, что это был перст Судьбы – акционирование вуза помогло мне утвердиться как руководителю и в очередной раз пройти проверку на прочность. Но поначалу я пытался сопротивляться, потому что был уверен, что в отношении нас ни в коем случае нельзя применять рыночные механизмы.
…Акционерный вуз – не государственный. На первом этапе, согласно постановлению Правительства, нужно было очень быстро найти 25 миллионов тенге, чтобы выкупить 20 процентов акций. На втором этапе – 45 процентов. А где взять-то эти деньги? У меня за душой ни копейки, коллектив мог собрать от силы пять-шесть миллионов – громадные в начале второго тысячелетия деньги. Но я сумел их найти. Не как ректор, а как человек, у которого есть верные друзья.
В родном Усть-Каменогорске меня хорошо знали, я там пользовался уважением. И теперь земляки тоже не подвели. Бывшее руководство СЦК в лице Нукежана Касенова выкупило солидную долю. Пришел на помощь мой теперь уже покойный друг – директор УКТМК Багдат Шаяхметов. С миру по нитке – и мы выкупили акции. Совет директоров нашего АО возглавил председатель КНБ по Алматы и Алматинской области Рахат Алиев.
За год до описываемых событий этот могущественный человек стал президентом федерации футбола Казахстана. Сам Рахат выразил желание или ему сделал предложение тогдашний министр спорта – я подробностей не знаю, могу лишь строить предположения. Но глава спортивного ведомства попросил меня переговорить с моим проректором Кайратом Адамбековым, большим другом выдающегося спортсмена Куралбека Ордабаева. Кайрат должен был уговорить друга отказаться от должности президента Федерации футбола в пользу Рахата Алиева. Адамбеков достойно повел себя в той ситуации – он не стал этого делать. Но вскоре все решилось само собой – большинство членов исполкома Федерации футбола высказались за кандидатуру Рахата Алиева. Когда и меня тоже избрали членом исполкома, я имел личную встречу с ним. Достаточно близко познакомившись, мы с Алиевым договорились, что вместе начнем подготовку тренеров и будем поднимать детский футбол.
Затем, когда в 2001 году вышло постановление Правительства об акционировании ряда вузов и мы стали АО, я, позвонив ему, встретился с ним. За чашкой чая я предложил ему войти в совет директоров. «Почему бы и нет?» – дал он свое согласие. Кроме него в совет вошли министр образования и науки Нуралы Бектурганов, председатель Комитета госимущества Максутбек Раханов, я и еще кто-то – всего пять человек. По председателю двух мнений не было – единогласно избрали Рахата Алиева. По закону отныне ректора акционерного общества «Казахская академия спорта и туризма» назначал и снимал не министр образования и науки, а он – председатель совета директоров.
Какое-то время мы с Рахатом довольно продуктивно работали, он поддерживал многие наши инициативы. Но мир между нами держался недолго. Очень скоро Алиеву для развития футбола в Алматы потребовались стадионы. А их нет, земли лишней, чтобы построить, – тоже. А у меня два стадиона – на пересечении улиц Шевченко и Масанчи и на Алматы-1. Алиев присылал своего эмиссара, чтобы тот переговорил со мной насчет одного из них.
Более того, солидно подкрепил визит ходока письмом президента Международной федерации футбола Йозефа Блаттера. Тот просил Главу государства о содействии Федерации футбола. Меня вызывает аким города Виктор Храпунов: поступило, мол, предложение, отдавай один из своих стадионов. Я, хорошо знакомый с творчеством Марио Пьюзо, не смог удержаться от иронии и процитировал: «Я сделаю ему предложение, от которого невозможно отказаться». Так что ли?» Как известно, следуя этому принципу, дон Корлеоне ставил в тупик своего противника, и тот шел на уступки.
Я же после минутной паузы выдал: «Не отдам. Не могу». «Как «не отдам»? – удивился Храпунов. – Ты же понимаешь, кто просит». – «Понимаю, но коллектив будет против, стадион нужен студентам». «Ну раз так – разбирайся сам», – махнул рукой Храпунов.
В общем, я нашел в себе силы отказать Рахату. При этом понимал, что если он и дальше будет оставаться председателем совета директоров, то, следовательно, волен будет со мной поступить так, как ему будет угодно. Точнее, выгодно.
Что я должен был делать в этой ситуации? Пойти против человека, который негласно курирует все силовые структуры республики, держит их в ежовых рукавицах, смерти подобно. А согласиться – значит, мало того, что студентам негде будет заниматься, так еще и отвечать за это мне придется рано или поздно. Я помню, как Президент, снимая очередного ректора КазГУ, упрекнул того в том, что он продал на сторону несколько гектаров земли. Но ректор в этой ситуации был просто пешкой, его вызвали и фактически приказали – подпиши. Он не нашел в себе сил и мужества сопротивляться, и сегодня на территории, некогда принадлежавшей университету, стоит торговый дом «Есентай-молл». Многие другие ректоры, когда вверенные им вузы стали АО, тоже не удержались. Их перекупили с потрохами разные олигархи, и об этих людях никто уже и не вспоминает.
Когда и мне предложили пойти на аналогичный шаг, я об этом не знал, но во мне что-то как будто включилось. Интуиция это или работа подсознания – сам не могу объяснить. Объявив фактически войну Рахату Алиеву, заявил: делай со мной что хочешь, но стадион по доброй воле не отдам. А ему, хотя в АО он выше меня по статусу, при принятии любого решения требовалось мое согласие, как главы исполнительной власти.
Поскольку терять мне было нечего, я решил созвать общее собрание акционеров и убрать Рахата с должности председателя совета директоров. Повестку дня я должен был согласовывать с председателем Комитета по госимуществу. Но он подписывать ее отказался: «Ты что?! Ненормальный или самоубийца?!». А мне, опять повторюсь, и самому было непонятно, как пошел на это, откуда взял силы. У меня же дети, семья, неустроенный быт (тогда у нас еще не было своего жилья). Тем не менее стоял на своем: «Хотите – подписывайте, хотите – нет, но собрание я все равно проведу».
Еще раз напомню, Алиев, этот могущественный в ту пору человек, был моим непосредственным начальником. Как отказать такому? Здесь вообще не должно быть двух мнений. Но в меня словно бес вселился, и я вопреки здравому смыслу не просто отказался, а набравшись в высшей степени и смелости, и наглости, решением собрания акционеров освободил Алиева от должности. Мотивировал же это тем, что наш председатель вмешивается в хозяйственную жизнь академии, а именно – хочет забрать стадион, без которого нам фактически невозможно дальше развиваться. Мои заклятые «друзья» в тот же день позвонили Рахату. И тут такое началось! Обыски, провокации, допросы, уголовное дело...
В 2005 году, в разгар борьбы с Рахатом, ко мне пришел осужденный сейчас на 18 лет Курман Акимкулов. В семье своего шефа он, по слухам, отвечал за снабжение продовольствием и прочим, поэтому будто бы и носил прозвище Кошелек. «Рахат Мухтарович приглашает вас на поляну», – сказал он. Это потом я узнал, что «накрыть поляну» – означало пригласить в ресторан или на пикник. Кошелек, наверное, думал, что я, забыв себя от счастья, откликнусь на приглашение. Но что-то меня сдержало. Нет, не страх за свою жизнь (тогда история с двумя приглашенными в баню банкирами еще не всплыла наружу). В общем, хватило здравого смысла сказать, что все переговоры будем вести здесь, в моем рабочем кабинете.
Потом Кошелек пришел еще раз. «Ну сколько вам нужно «кусков»? – вопрошал он. – Назовите свою цену». «Деньги мне, конечно, нужны, – отвечаю, – но я их хочу заработать, а продать то, что создавалось десятилетиями без меня, не могу». Говорил это, а сам вспоминал отца. Честнейший человек, будучи управляющим отделением совхоза, он вспоминал о своем подворье только после того, как полностью обеспечивал сеном рядовых колхозников. Я не раз слышал, как он строго наказывал матери, чтобы она, упаси Боже, не воспользовалась служебным положением мужа.
Конечно, если бы я взял деньги и отдал стадион, который не я строил, никто бы не осудил. Кто просил-то? Сам Рахат! Отдай и радуйся, что попросил, а не отобрал.
Дело закончилось тем, что ко мне напросился на прием один человек. Я, конечно, подозревал, что за тем моим шагом последуют провокации, но не думал, что это будет так примитивно и грубо. Уходя, он оставил на моем столе 500 долларов, прикрыв их газетой. Не успел человек выйти, как в кабинет ввалилась толпа с видеокамерами, фотоаппаратами, с удостоверениями сотрудников КНБ. И начался обыск. Каждую сотню долларов, смазанную специальным веществом, просветили через специальный аппарат – он защелкал. Потом кинулись осматривать мои руки – аппарат молчал.
Ночь провел в следственном изоляторе КНБ. Пока меня допрашивали, в кабинет заходили некие люди в гражданском (это, как я понял, было начальство), чтобы сказать: «Ну что ты упорствуешь? Рахат же просит по-хорошему. Отдай – и пойдешь домой». Я отвечал: «Нет». В горле пересохло, давление и сахар подскочили, каждые пять минут бегаю в туалет. В четыре утра меня повезли домой, чтобы и там провести обыск. Ничего не нашли, но все-таки уцепились за какую-то статью (что-то типа коммерческого подкупа) и возбудили уголовное дело.
В тот день, когда случилась провокация, были и другие сюрпризы. У нас тогда гостили сваты из Бишкека, Калык и Динара Иманкуловы. Сват, кстати, в то время занимал пост председателя КНБ Кыргызстана. Я зашел во Французский дом купить подарок свекрови своей дочери. А там стоит могущественный глава «МангистауМунайГаза» Рашид Сарсенов. Мы с ним хорошо общались, когда он был замминистра образования. Пока лобызались с Рашидом, из-под вороха одежды вылез Рахат Алиев – он костюм выбирал. Я к нему с распростертыми объятиями: «Здравствуйте, Рахат Мухтарович!». У него в этот момент лицо было как у ребенка, у которого собираются отнять конфетку. Он – санкции против меня, а я – вот он, нарисовался собственной персоной и еще лезу с любезностями.
Смывы с моих рук ничего не дали, экспертиза подтвердила, что я чист. Через два месяца уголовное дело закрыли. Потом уже мне рассказали, что санкцию на возбуждение дела дал сам председатель КНБ и что операция находилась под контролем Вадима Кошляка, правой руки Рахата. Я об этом догадался, когда мне разрешили позвонить первому заместителю председателя КНБ Владимиру Божко, с которым я был хорошо знаком. По его путаным объяснениям я понял, что «рулит» ситуацией не он, а потому помочь мне ничем не сможет.
Когда уголовное дело было закрыто, я, собрав волю в кулак, позвонил Рахату Алиеву и попросил аудиенции. С одной стороны, имущество академии как бы сберег, но в то же время иметь такого недоброжелателя и для себя, и для академии я не хотел. Чтобы развиваться, надо было жить дальше. Американский писатель Бичер говорил: «Нельзя считать разумным человека, который не умеет быть одержимым, когда это нужно». Да, в описанной ситуации я был одержим, меня не остановили ни угрозы для моей жизни, ни перспективы лишиться всего, но реальность повседневной жизни диктовала – нужно включить разум и проявить хладнокровие.
Я поехал к нему в Астану – он тогда был первым заместителем министра иностранных дел. Конечно, у него была обида на меня. Став председателем совета директоров, он не раз помогал мне. Но когда я зашел к нему в кабинет, первое, что он сказал: «Кареке, ты не думал, почему я тебя принимаю после того, что случилось? Ты единственный человек в Казахстане, кто со мной посмел себя так повести – выбросить как использованную тряпку. Я тебя просто зауважал».
Мы с ним беседовали около часа. Я говорю:
«Что было, то прошло, Рахат Мухтарович. А теперь я хочу пригласить вас возглавить совет попечителей».
«А что это такое?».
«Это, конечно, не совет директоров, но тоже уважаемая организация. Помогая развиваться, она контролирует деятельность академии.
«Ну-ну!» – заинтересовался он. Когда я рассказал ему о функциях совета попечителей, дал мне список с именами больших людей:
«Давай включай и их. Будем вместе поднимать академию».
Расстались с миром. Через месяц, правда, случилась история с Нурбанком, и его в Казахстане не стало. Но в тот момент поступил как мужчина, то есть обошелся без злобного и мелочного сведения счетов…
Кайрат ЗАКИРЬЯНОВ, профессор
«DAT» №10 (281) от 12 марта 2015 г.
