“Республика-2000”, 16 ноября 2000 года

Виталий ХЛЮПИН

Хороший роман, жизнеутверждающий и, как говорят африканские литературоведы, вполне реалистичный. События во многих соседних с Ганой странах (да и в самой Гане) давно разворачиваются в сторону… перспектив Ачимота. Будущее, как большая и будничная резня. В 2020 году.

Президент Казахстана Нурсултан Назарбаев, как общеизвестно, пронизав время и пространство заглянул дальше, в 2030 год. И различил, если не райские кущи, то розовые очертания бурного процветания своей страны. Сон в руку тебе, Вера Павловна.

Сам термин Африканат в качестве характеристики современной политической системы Казахстана впервые использовали известный общественный деятель Петр Своик и главный редактор популярной алма-атинской газеты “Время по” Нурлан Аблязов. Нисколько не претендуя на авторство в концептуальном плане, хотелось бы добавить несколько мазков к картине казахстанских политических буден. Картине, в общем-то, достаточно печальной и, как говаривала известная киногероиня Манька-Облигация, и без того задрипаной. Большое видится на расстоянии, уродливое – в сравнении.

Задачей сравнительной политологии и является поиск аналогий среди массы различных политических явлений.

Маленький нюанс, что земли будущей Либерии оказались, в общем-то, достаточно густо населены представителями коренных африканских этносов (басса, белле, деи, мано, гио, кру, кран, лома, гола, кисси, ваи, гбанди и т.д.), нисколько не смутил колонизаторов. Ввиду явного превосходства артиллерии перед стрелами афро-американская переселенческая община быстро стала правящей элитой.

Страна им досталась небольшая, но щедро наделенная природными ресурсами (железо, алмазы, каучук), которые при умелом хозяйствовании давали более чем сносный доход на душу населения.

Всего в численном выражении соотношение переселенцев к аборигенам было несколько десятков тысяч к двум миллионам. Прибывшие афро-американцы, полагая себя носителями более высокой культуры и имперского сознания, долгое время ни во что не ставили коренное население, считая его быдлом и дикарями. Хоть сами были вчерашними рабами, нещадно эксплуатировали коренных и согласно вполне демократической Конституции (в которой устанавливались принципы верховного суверенитета народа, свобода вероисповеданий, собраний, печати, суд присяжных и т.д.), около 70 лет аборигены даже не являлись полноправными гражданами своей страны. (Колонизаторская политика России в Казахстане). Местные языки употреблялись только в быту, в административных учреждениях был в ходу только американизированный вариант английского.

Различные правители Либерии (главным образом – президенты) благополучно сменяли друг друга, нам поучительны судьбы последних из них – Табмэна, Толберта и Доу. Первые двое были представителями афро-американской элиты, последний – местный уроженец из племени “кран”.

С годами межнациональные противоречия не сгладились. Афро-американцы продолжали держаться особняком, поглядывая на коренных свысока. Местные жители (не более чернокожие), называли их “кви” – белые (ак-суек/белая кость торе). Аборигены не представляли единого этнического целого, распадаясь на ряд хотя и родственных, но разных племен.

Из 17 крупных племен только три (басса, белле, деи) расселялись целиком в границах Либерии и считались более привилегированными, “кореннее” остальных. (Младший, Старший, Средний жузы).

Формально, как уже отмечалось, страна жила в условиях демократии, скопированной с американского образца. Но это была чистая видимость. Либерия на практике стала первым однопартийным – со всеми вытекающими последствиями – государством в Африке.

Несмотря на декларативное наличие всяческих свобод более ста лет политическую жизнь Либерии определяла одна единственная партия - “Партия истинных вигов” (ПИВ). “Виги” бессменно находилась у власти с 1877 по 1980 гг. и выражали интересы исключительно афро-американской колониальной элиты (КПСС). Все депутаты Законодательного собрания, судьи и чиновники обязаны были быть членами ПИВ. Партия предопределяла любое служебное назначение. Все институты страны – церковь, школы, армия, экономика, социальная сфера – были подчинены ПИВ. Материальное благополучие партии складывалось из взносов – каждый ее член отдавал ежегодно партии одно месячное жалованье.

Но постепенно партия стала слабеть, дряхлеть и перерождаться в уже не партийную, а семейную олигархию.

Президент Либерии Табмэн правил долго и счастливо, счастливый и благодарный народ с редким единодушием несколько раз в едином порыве переизбирал его на очередной пятилетний срок. Незаметно вокруг президента сложилась небольшая, но дружная кучка сподвижников и родственников, олигархия.

Серьезное внимание обращал Табмэн и на идеологию, ведь более чем насущно стоял вопрос о консолидации полиэтнического населения вокруг президентского трона. Вдобавок к этнической раздробленности страна была еще и поликонфессиональной: 60% населения следовали традиционным африканским верованиям, 20-25% - были мусульманами и 15-20% - были христиане (католики и протестанты). Именно поэтому в качестве национальной доктрины развития страны была принята концепция “Политики объединения”, разработанная лично самим президентом. (По крайней мере, так утверждала официальная либерийская пресса). Суть “политики объединения” – простая и понятная идея интеграции всех жителей Либерии в единый этнос – либерийцы. Правда, никакого действенного механизма и института реализации “политики” предложено не было, да это и не требовалось. Точнее, механизм-то был. Он был изложен в отдельной работе президента скромно называвшейся “10 заповедей табмэнизма” (“10 шагов на встречу простым людям”). Но при ближайшем рассмотрении все 10 “заповедей” представляли собой набор банальных констатаций, типа – “все либерийцы должны жить богато, счастливо и долго”.

И без того, согласно официальной статистике, Либерия была самой образованной страной в Африке. На деле мало кто умел писать и читать. Та же статистика утверждала, что страна и одна из самых богатых в пересчете дохода на душу населения.

В административном плане, напротив, президент провел реальные реформы. Окончательно разделил страну на графства (провинции), границы которых абсолютно не совпадали с ареалом расселения племен, чтобы не было сепаратизма. Вообще, Табмэн всячески поощрял и насаждал клановое деление общества, в противовес племенному. Термин клан имел в Либерии именно территориальный смысл. Правящая элита (“кви”) сознательно проводила курс на объединение под властью одного вождя клана (акима) жителей разных племен. Должность вождя, при Табмэне, окончательно перестала быть наследственной.

За народную идеологию в широких массах сельских жителей отвечали специальные колдуны – “зоэ”. Они призывали народ не противиться воле вождей и президента, в противном случае обещали, что злые духи сожрут печенку отступников. Важную роль играли тайные общества типа “Мокарда” (КНБ), совершавшие ритуальные убийства провинившихся и сомневавшихся во всесилие злых духов. Заметное место в жизни страны занимали и тайные общества благотворительного типа (занимались сбором средств на благое дело), в том числе женское “Санде”. Тайные общества, фактически, брали на себя функции дублирования исполнительной власти и сбора дополнительных податей. Вождь (аким) не только считался с ними, но и во многом зависел от расположения неформальных “тайных” авторитетов. Спрут тайных обществ пронизывал вездесущими щупальцами все кланы и племена, оперативно зондировали ситуацию. Президент был главой основных тайных обществ, в том числе и чисто женского “Санде”.

Очень активен оказался Толберт в области внешней политики – без конца инициировал создание всевозможных региональных союзов (в 1973 году был заключен “Союз реки Мано” – соглашение об экономическом сотруджничестве Либерии, Гвинеи и Сьерра-Леоне (Центральноазиатский союз); в 1975 г. именно в Монровии (столица Либерии) было основано “Экономическое сообщество стран Западной Африки”/ЭКОВАС (Евразийский союз); на 16 сессии Организации Африканского Единства была принята предложенная Толбертом “Монровийская стратегия” – принципы экономического развития Африки до 2000 г.). Президент постоянно выступал с миролюбивыми инициативами и поддерживал добрые отношения с президентами соседних государств. Братская дружба с главой ближайшего Берега Слоновой Кости зашла так далеко, что Толберт женил сына на племяннице тамошнего президента Уфуэ-Буаньи. Проявляя чудеса дипломатии Толберт умудрился одновременно брататься с США, СССР и Китаем. (Абсолютно многовекторная внешняя политика была у Президента).

Однако в плане экономики тут же появились новшества вызвавшие определенную тревогу и недопонимание. Так Президент создал и лично возглавил Общенациональный фонд пожертвований для финансирования экономических реформ (Фонд развития Казахстана), куда из госбюджета были перекачены миллионы долларов, дальнейшая судьба их осталась неизвестной. Затем была инициирована программа сбора дополнительных “добровольных” пожертвований, по 10 долларов с каждой семьи (инициатива “Золотой фонд – Родины” З. Нуркадилова). Судьба этих накоплений не менее туманна.

На все хлебные должности президент, естественно, пристроил своих родственников. Вкупе с оставшимися родственниками Табмэна, семья Толберта освоила все ключевые посты в стране. Тем более, что Табмэн и сам был родственник Толберту.

Но были, справедливости ради, и явные достижения. В продолжение курса реформ своим указом Толберт ввел 8-летний срок президентского правления (в Казахстане – 7 летний). Свою родную захудалую деревушку Бенсонвилл президент переименовал в город Бентон и отстроил заново вложив немалые (государственные, конечно) средства. Получился либерийский Версаль - городок великолепных вилл с садами и бульварами, искусственным озером для прогулок на яхтах.

Только дела в экономике ну никак не хотели идти на поправку. Хотя и страна богатая – крупнейшие в Африке месторождения железной руды, развитая каучуковая промышленность, алмазы, флот Либерии был одним из самых крупных в мире (из-за льготных условий налогообложения под либерийским флагом плавала едва не половина кораблей всего мира). Несмотря на то, что практически все мало-мальски рентабельные производства были переданы в руки иностранных компаний (в виде концессий), последние работали из рук вон плохо. Точнее хорошо, но не для всех. Даже по официальной статистике на 3% населения приходилось 75% национального дохода.

Власть стала ускользать из рук, как намыленная веревка. Изворотливый Толберт пошел на более глубокие реформы, отменил монопартийность и создал новую партию в поддержку своего курса – “Либерийские силы за прогресс и развитие”. Решился несколько разбавить кланово-семейную элиту, свою “старую гвардию”, стал шире привлекать во власть молодежь, представителей молодой национальной буржуазии. Президент даже закрепил в Парламенте для них отдельную квоту.

В условиях нарастания экономических трудностей, а значит и социального недовольства, Толберт занервничал и стал судорожно менять министров, пытался привлечь к власти различные слои элиты, но ничего не мог изменить в принципе управления. Все новобранцы были картами одной колоды. Расплодившиеся в третьем поколении родственники заняли, как саранча, все ключевые кабинеты буквально всех министерств и не давали свободу маневра. Президент, от отчаяния, сделал ставку на силовиков - спецслужбы и армию. Но и здесь поджидала нерешаемая проблема – денег в бюджете хватало на сносное обеспечение только чудовищно разросшегося офицерского корпуса, солдаты голодали и разбегались из казарм.

Конец подкрался незаметно. После “100 лет одиночества” возникла легальная оппозиция. Партию “Движение за справедливость” возглавил известный интеллектуал доктор Тогба-На Типоте, второй альтернативной партией “Прогрессивный альянс либерийцев”, руководил другой маститый ученый - выпускник Нью-Йоркского Университета Мэтьюз. Но по старой интеллигентской привычке обидчивые Мэтьюз и На Типоте бесконечно ссорились между собой, претендуя на лидерство в стане подлинных демократов, и, по сему, так и не смогли развернуть свои партии в действительно массовые организации. Оппозиция жила своей внутренней грызней (жизнью), правительство – своей, народ – подыхая с голоду начал роптать.

Но стабильность была призрачной. Все всё поняли. Поняли главное: Толберт не просто казнокрад, демагог и палач собственного народа; он – беззащитен, развал управленческого аппарата достиг последней черты. По сути, власть парализована, бессильна и не может себя защитить, а сам Толберт – демагог и политический импотент, болтать – это единственное что он может и ему осталось делать.

Ни одно воинское подразделение или отряд спецслужб (многие из которых возглавляли ближайшие родственники и сородичи Толберта), даже не попыталось обозначить сопротивления новой власти “сержантов”. Армия по старой привычке просто разбежалась, более состоятельные представители спецслужб предпочли спешно мигрировать из страны. Вскоре Доу и его соратники подтвердили серьезность своих намерений в плане власти – после публичных издевательств и избиений (вся процедура транслировалась по центральному телевидению), забили на смерть, зарезали и расстреляли на все том же памятном пляже 13 ближайших родственников Толберта. Всех кто не успел убежать.

Ни один местный и иностранный политолог даже близко не предсказал столь стремительного развития событий и, наверное, даже сам сержант-президент Доу еще за несколько дней до исторического ночного купанья не мог предположить, что станет главой государства.

Как писали растерянные американские аналитики – “никогда еще группа людей – столь молодых, столь малообразованных, столь низкого должностного положения, столь неопытная в управлении государством не захватывала политическую власть столь абсолютно”.

Доу меж тем заявил, что за народ - глотку перегрызет любому, народ, вспоминая про памятную телепередачу, не мог ему не поверить. Когда у “цивилизованного человечества” в лице США, Англии, Италии и прочих развитых демократий прошел первый шок, Доу заверил, что экономические интересы и вложенные деньги инвесторов никак не пострадают. Тут же всякая критика “людоедского” режима была свернута и постепенно открылись посольства, стали поступать международные признания. Дольше всех “дулась” Франция, видимо потому, что одного из сыновей Толберта, укрывшегося от сержантов в французском посольсве, там же, в нарушения всех и всяких международных норм, и арестовали.

Доу снял военную форму и объявил себя, как водится, демократом, который будет неукоснительно следовать Конституции и всецело служить народу. В подтверждение чего назначил новые президентские выборы и… изменил свой возраст, заявив что ему уже исполнилось 35 лет (на следующий год после 28-ми). По Конституции президентом Либерии можно быть избранным только по достижении этого возраста. Естественно, выиграл демократические выборы сам Доу, не дожидаясь конца избирательной кампании, сержант сам провозгласил себя победителем (до подсчета голосов). После чего приказал везде публично именовать себя “доктором” (какой-то южно-корейский университет подсуетившись присвоил ему эту почетную степень).

Оппозиционные партии и пресса были запрещены, ну какая может быть в Либерии демократия при свободной прессе. Самого непонятливого популярного журналиста Руфуса Дарно застрелили прямо на ступенях президентского дворца.

Боясь нового заговора, Доу прибег к модернизированной тактике бонопартизма. Всех заподозренных в черных замыслах по приказу президента просто арестовывали и убивали вне зависимости от семейной, клановой, племенной принадлежности и прочих заслуг. Так министра обороны генерала Ве-Сьена забили палками в камере, посадили министров юстиции Чи-Чину и министра иностранных дел Финбулле, на всякий случай изолировали (посадили) и старых оппозиционеров На Типоте и Мэтьюза.

Но несмотря на все принятые меры, Президент никак не мог доказать, что именно он первый среди равных – то в него стрелял полковник личной охраны (опять охраны) соплеменник, друг и кран Мозес Францаматон (его казнили), то по подозрению в попытке отравления своей особы Президент собственноручно прикончил супругу Нэнси.

Стремясь хоть как-то легитимизировать власть, Доу, как раз между казнью Францаматона и убийством жены, утвердил новую еще более демократичную Конституцию (с многопартийностью, разделением властей, выборностью и т.д.). Другое дело, что следовать Конституции было уже некому и незачем. Страна просто развалилась на части, разделившись на племенные прото-государственные образования, со своими правительствами, президентами, армиями и т.п.

Скупая хроника превращения Либерии в Ачимот выглядит примерно так. Первым поднялся на борьбу с Доу Национально-патриотический фронт Либерии (НПФЛ) под руководством майора, баптиста и афро-американца Ч.Тэйлора. Армия Тэйлора состояла из бойцов племен гио и мано. Быстро захватив большую часть страны Тэйлор застрял на подступах к Монровии, обороняемой остатками армии Доу из племени кран. Вскоре от НПФЛ откололась группировка руководимая хроническим алкоголиком Принсом Джонсоном, принявшая название “Независимый национально-патриотический фронт Либерии”(ННПФЛ).

В августе 1990 года, по призыву Джонсона в Либерию вошли миротворческие войска стран Западной Африки (Гвинеи, Ганы, Берега Слоновой Кости и др.). Миротворцы в союзе с Джонсоном отбросили Тэйлора от столицы и провозгласили временным президентом А.Савиера (ноябрь 1990). Тэйлор в ответ провозгласил президентом себя и заручился поддержкой Франции и Берега Слоновой Кости. Савиера поддержали США и Нигерия. Потом США изменили точку зрения и поддержали Тэйлора, последний перешел в контрнатсупление на африканских миротворцев.

Одновременно либерийские мусульмане из племени мандинго формируют собственную группировку “Объединенное освободительное движение за демократию в Либерии” (ЮЛИМО). Их глава - экс-министр информации в правительстве Доу Альхаджи Крома, помимо родного племени мандинго заручается поддержкой кран, ваи, гола, кпелле и стремительно берет под свой контроль запад страны. Но триумфальное шествие Крома вскоре также заглохло у стен Монровии. В июне 1991 года “президенты” Савиер и Тэйлор заключают перемирие, но уже в октябре передохнувшая армия Тэйлора вновь штурмует столицу.

Против Тэйлора сколачивается альянс африканских миротворцев, ЮЛИМО и остатков армии Доу (АФЛ), которыми руководит Иезекия Боуэлл. Союзники вновь наносят поражение Тэйлору, он отступает, а победители тут же начинают воевать между собой. Весь 1992-93 гг. в стране полный хаос и межплеменная резня, многотысячные жертвы и абсолютное отсутствие перспектив разрешения конфликта. Появляются только дополнительные фигуранты бойни: воинственные кран формируют новое движение ЛМС под командованием также экс-министра у Доу Джорджа Боли; на тропу войны выходит группировка некоего Массагуи и левацкое “Центральное революционное командование”. В 1993 г. исключительно из благих побуждений в Либерию вводится контингент миротворцев ООН. Порядка от этого больше не стало, стало больше современного оружия. Весной 1994 года совершенно растерявшийся от обилия крови Савиер добровольно передает полномочия другому президенту Кпормакпору. Нового главу государства признает ООН и не признает ни одна из либерийских группировок. В 1994 году против ЮЛИМО Крома поднимает мятеж генерал Рузвельт Джонсон. Весь год вчерашние братья по оружию истребляют друг друга. На востоке страны своя война – армия Тэйлора сошлась насмерть с ЛМС Боли.

В сентябре 1994 г. отважный генерал АФЛ Джулу поднимает мятеж против всех правительств сразу, но его, общими усилиями, разбивают. 14 октября 1994 г. ООН официально признает, что власть в стране, фактически, принадлежит полевым командирам подсчитать достоверно количество которых, а также выявить их племенную принадлежность и политическую платформу, нет никакой возможности. Большие группировки стремительно дробились и почковались на все более мелкие.

Но самое поразительное - хаос начал расползаться из Либерии во вне, отряды полевых командиров проникли в сопредельные районы соседней Сьерра-Леоне. В начале 1995 г. после долгих переговоров НПФЛ, ЮЛИМО, АФЛ, ЛМС и племенной вождь Тамба Тэйлор договорились о перемирии и сформировали орган коалиционного управления – Государственный совет. Но потом опять рассорились и развоевались. В сентябре 1995 г. вновь помирились. Потом опять поссорились. В общем описывать все перипетии гражданской войны в Ачимоте не хватит бумаги. Одних перемирий было 13.

Хороший роман написал ганский писатель Коджо Лэинга, жизнеутверждающий и абсолютно достоверный. Злые европейские литературные критики ругали – это антиутопия, нет достоверности, много кровавых подробностей и смакования жестокости. К вопросу о достоверности – почитайте новейшую историю Либерии. Сравните. Подумайте.

Казахстан сегодня это еще не Ачимот, но уже почти Либерия. Впрочем, до 2020 или 2030? года еще есть время.

“Республика-2000”, 16 ноября 2000 года